Петров Никита, зам. председателя Научно-информационного и просветительского центра «Мемориал»
В результате событий августа 1991 г. рухнула власть КПСС. Указами Президента РФ Б.Н.Ельцина партийные архивы были взяты под контроль государственного архивного ведомства, а архивы КГБ были частично опечатаны и предполагалась их дальнейшая передача на государственное хранение[1] Разумеется, эти указы были направлены не только на сохранение архивов КПСС и КГБ от возможного уничтожения, но в дальнейшем шла речь и о научном изучении и использовании этих материалов, чрезвычайно важных для понимания подлинной истории нашей страны. Уже осенью 1991 г. была создана «Комиссия по организации передачи-приема архивов КПСС и КГБ СССР на государственное хранение и их использованию» под председательством Дмитрия Волкогонова[2] Реформа начатая в сфере архивов имела целью открытие ранее недоступных для пользователей архивов и создание нового архивного законодательства и на его основе правил позволяющих использовать законы для максимально облегченного доступа и использования архивных документов. Также должны были появится законы о рассекречивании документов после строго ограниченного срока их хранения (как правило, после 30 лет после создания документа).
Разработка законов об архивах и доступе к информации шла в первые годы более или менее успешно. Был принят ряд важнейших законов[3]. Гораздо хуже обстояло дело с их выполнением. Со стороны государственных чиновников, да и простых архивистов на всех этапах реорганизаций наблюдалось нежелание следовать новым правилам, а порой доходило и до открытого саботирования решений федеральной архивной службы.
Указы Ельцина от 24 августа 1991 г. передаче на государственное хранение архивов КПСС и КГБ[4] были выполнены только в отношении архивов КПСС (как в центре, так и на местах) архивы же КГБ остались в ведомстве – правопреемнике – ФСБ. И доступа к ним нет до сих пор. Вернее сказать, что доступ в эти архивы существует, но регламентируется самими работниками спецслужбы (по их выбору и пристрастиям) а вовсе не на основе закона.
До сих пор у научной общественности нет четкого представления ни о структуре архивов бывшего КГБ, ни о составе его фондов. Да и сам общий объем сохранившихся документов в точности неизвестен[5] В 1991–1993 гг., когда работала Комиссия по архивам КПСС и КГБ, представители архива госбезопасности сообщали на заседаниях Комиссии противоречивые сведения и о количестве филиалов центрального архива и о числе и объеме их фондов.
Стоит напомнить, что архивы бывшего КГБ подверглись серьезной чистке в середине 50-х годов. По состоянию на момент образования КГБ (март 1954 г.) центральный оперативный архив насчитывал 5 миллионов 713 тысяч единиц хранения[6]. В их числе около 1,5 миллиона дел общего делопроизводства, 1 миллион 783 тысячи архивно-следственных дел; 360 тысяч личных дел сотрудников ВЧК–КГБ, 375 тысяч дел оперативной разработки и проверки (так называемые «досье» на граждан) и 475 тысяч дел агентов[7] (личных и рабочих[8]); 70 тысяч «оперативных» дел аппарата внешней разведки; 900 тысяч дел на лиц выезжавших за границу и въезжавших в СССР начиная с 1922 г.[9] и 280 тысяч дел «спецпроверки» на лиц выезжавших за границу.
О масштабах уничтожения документов госбезопасности в 1954–1955 гг. и в последующий период, когда номенклатура дел постоянного хранения была заметно сужена, и «чистка» архивов приняла регулярный характер, можно судить по количеству архивных дел бывшего КГБ уцелевших к августу 1991 г. Согласно официально представленным в Комиссию по архивам КПСС и КГБ сведениям,[10] в 1991 г. объем центрального архива КГБ составил лишь 654300 дел. Причем, только 167,8 тысяч дел хранились в Москве (и подмосковном хранилище)[11], а большая их часть была сосредоточена в филиалах: в Саратовском (60 тыс.), Омском (363 тыс.)[12] и Владимирском[13] (63,5 тыс.). Как видим, по сравнению с 1954 г. убыль архивных документов весьма ощутима. Особенно заметным выглядит уничтожение архивно-следственных дел. В центральном архиве сохранилось лишь 75 тысяч архивно-следственных дел[14], в дополнение к ним еще некоторые категории таких же дел хранились в филиалах: во Владимирском 29,5 тысяч дел на «немецких военных преступников» и в Омском 128 тысяч дел на немцев «задержанных на территории Германии» в послевоенное время. Как видим, основная масса архивно-следственных дел из 1,7 миллионов ранее хранившихся в центральном архиве КГБ была уничтожена.[15]
Общий объем архивных документов КГБ на момент распада СССР составил 9,5 миллионов дел, из которых в РСФСР находилось 4,8 миллиона дел. Решение о практических мерах по передаче архивов КГБ на государственное хранение было принято Комиссией по архивам КПСС и КГБ уже в январе 1992 г.[16] Прежде всего, был определен «возраст» передаваемых материалов. Он должен был составить 15 лет.[17] Материалы со сроком давности менее 15 лет оставались на временном хранении в ведомстве. Исключение из этого правила должны были составить «архивные материалы по тем направлениям деятельности органов госбезопасности, которые прекращены вследствие их несоответствия новому законодательству и Конституции РФ». Документы такого рода подлежали передаче вне зависимости от срока давности, то есть и при сроках менее 15 лет и прямо из оперативных подразделений, где они образовались, минуя ведомственный архив, если не были туда сданы до этих пор.[18] Также исключение было сделано, но теперь уже в сторону увеличения сроков хранения в ведомственном архиве, для документов (приказов, распоряжений и т.п.) содержащих «действующий регламент оперативно-агентурной работы». Но увеличение срока их хранения в ведомстве, тем не менее, не должно было превышать 30 лет. Подразумевалось, что за 30 лет нормативная база, регламентирующая это вид деятельности спецслужбы должна непременно обновиться.
Также четко был определен и состав передаваемых документов:
- фильтрационно-проверочные дела на советских граждан бывших в плену или угнанных в Германию;
- архивно-следственные дела на реабилитированных или попадающих под действие нового закона о реабилитации[19];
- личные дела бывших сотрудников органов госбезопасности со сроком давности 30 и более лет с момента сдачи в архив;
- фонды «секретного» делопроизводства. Сюда включались материалы секретариата и структурных подразделений госбезопасности, такие как: распорядительные документы, переписка, планы и отчеты, информационные и статистические материалы, протоколы совещаний и заседаний, контрольно-надзорные дела, материалы справочного характера и примыкающие к этому массиву так называемые «коллекционные фонды» (некоторые категории учетно-проверочных дел, трофейные материалы, коллекции фотографий и печатных материалов и т.п.).
Это решение не предусматривало каких либо отдельных этапов или сроков его выполнения. И, тем не менее, его практическая реализация сразу же натолкнулась на сопротивление руководства Министерства безопасности (МБ) РФ – правопреемника КГБ. В результате закулисной возни[20], в конце января – начале февраля 1992 г. при подготовке текста совместного письма министра безопасности Виктора Баранникова и председателя Комитета по делам архивов Рудольфа Пихоя адресованного территориальным органам МБ и Роскомархива, в качестве достигнутого компромисса, был определен первый этап передачи, когда передавались только фильтрационно-проверочные дела и архивно-следственные дела. Остальной массив документации должен был передаваться во вторую очередь. Срок его выполнения первого этапа передачи был определен до 1 августа 1992 г. До второго этапа дело не дошло. Да и первый был выполнен не везде и, порой, в более поздние сроки. Так, архивно-следственные и фильтрационно-проверочные дела из архива Московского УФСБ были переданы в государственные архивы лишь в 1995 г.[21] Да и то, реальным толчком к передаче послужило отсутствие помещений в УФСБ для хранения этих дел[22]. А архивно-следственные дела центрального архива ФСБ по-прежнему остаются на месте.
По решению Комиссии от 24 января 1992 г. была продолжена работа по изучению и выработке предложений о месте хранения и возможном научном использовании других категорий дел, не перечисленных выше. И речь, прежде всего, шла о делах оперативного учета (так называемые досье на граждан), иных аналогичных оперативных материалах и немногочисленных сохранившихся в архивах КГБ личных и рабочих делах агентов органов госбезопасности. Дело в том, что общий объем архивных дел этой категории был невелик. Например, в Московском КГБ сохранилось 9,4 тысяч дел оперативного учета и лишь около 3,5 тысяч личных дел агентов. Последний председатель КГБ В.А.Крючков изрядно постарался, и подавляюще большинство этих дел в центральном и местных архивах КГБ были уничтожены в 1989–1991 гг.[23]
А тем временем в январе–марте 1992 г. в российских политических кругах всерьез дебатировался вопрос о люстрации агентов и гласных сотрудников бывшего КГБ. К сожалению, превалирующим даже среди «демократов» стало мнение о преждевременности или даже опасности подобного решения. Всерьез высказывались опасения о неизбежной в таком случае кампании «охоты на ведьм»[24]. Вместе с тем, разработка и тем более принятие решения о предании в той или иной форме гласности материалов «досье на граждан» и, как следствие этого, открытие имен агентов госбезопасности было вне компетенции Комиссии по архивам КПСС и КГБ. Здесь могло быть принято только политическое решение на самом высшем уровне (Президентом РФ или Верховным Советом). Однако, кроме жарких дискуссий в определенных политических кругах, не велось никакой реальной законотворческой работы в этом направлении. Тогда как близкие к спецслужбам консервативно настроенные депутаты спешно разрабатывали другой закон, который позволил бы по-прежнему держать подобные дела в секрете. И такой акт, получивший статус Закона «Об оперативно-розыскной деятельности», был принят уже в апреле 1992 г. Новая, значительно более жесткая редакция этого закона была принята Государственной Думой 5 июля 1995 г.[25] Согласно этому Закону все сведения об агентурно-оперативной деятельности и имена лиц сотрудничающих на тайной основе с органами осуществляющими эту деятельность были объявлены «государственной тайной». Этот Закон стал серьезным тормозом в дальнейшей работе Комиссии по архивам КПСС и КГБ по изучению возможности приема передачи всего комплекса оперативно-учетных документов КГБ на государственное хранение и их научному изучению.
Противодействие курсу на открытость и рассекречивание архивных документов исподволь развивалось на фоне череды скандалов связанных с обнародованием тех или иных «сенсационных» материалов. И, надо сказать, изрядно этими скандалами подпитывалось. И сейчас трудно отделаться от впечатления, что часть этих скандалов была организована вполне сознательно. Особенно, когда речь шла об «утечке», а на самом деле возмездной передаче западным журналистам документов из архивов спецслужб организованной сами же отставными или действующими сотрудниками этих ведомств. Смысл подобных акций вполне понятен. Жертвуя довольно безобидными или потерявшими свою актуальность документами, спецслужба убивает сразу двух зайцев – получает деньги и, одновременно, создает необходимый фон для возмущенных требований «наведения порядка». Дошло даже до официальных соглашений между Агентством Федеральной Безопасности (АФБ)[26] и американской телевизионной фирмой «Дэвис энтертеймент» о постановке телефильмов и сериалов «на основе сверхсекретных досье»[27]. А ставшая мишенью для критики передача немцам некоторых материалов из досье на Шуленберга, вообще имела место еще в июне 1991 г., когда ни о какой бесконтрольности в делах КГБ или самодеятельности его архивных сотрудников не могло быть и речи. Но даже опытные отечественные журналисты попались на эту удочку, полагая, что речь идет о бесконтрольном и стихийном процессе[28]. Вне всякого сомнения, в то же время были и стихийно возникшие скандалы. Например, публикации отчетов 5 управления КГБ, содержащие псевдонимы агентов, взятых из материалов Комиссии Верховного Совета расследовавшей причины и обстоятельства августовского путча 1991 г.[29] Члены этой Комиссии активно работали в центральном архиве КГБ осенью 1991 г. Можно вспомнить и ряд других историй, когда источником утечки стали государственные архивы, в которых хранились «свежие» документы КПСС[30]. Но, тем не менее, требования наведения порядка исходили как раз из ведомств в той или иной степени затронутых скандальными газетными публикациями.
Решение, принятое в январе 1992 г. в отношении передачи архивных материалов КГБ на государственное хранение полностью так и не было выполнено. А уже в 1993 г. Комиссия по архивам КПСС и КГБ прекратила свое существование. Таким образом, был не реализован и забыт августовский (1991) Указ Президента Ельцина «Об архивах КГБ». И к настоящему времени все вновь вернулось к всесилию спецслужб (ФСБ, СВР и т.п.), как и в советские времена, когда ведомства сами определяли вопросы хранения и использования документов.
За минувшие годы представление российской власти том, какая информация может и должна быть безусловно рассекречена в архивах сильно изменилось. В начале 1992 г. на заседании комиссии по архивам КПСС и КГБ у большинства участников[31] не вызывал сомнений тезис о том, что «документы партии, повествующие о ее политической, коммерческой, хозяйственной деятельности, о связях с КГБ, «братскими» партиями, иностранными государствами, общественными и иными структурами, о преследовании инакомыслия должны быть широко открыты». Зато позднее, эксперты Министерства иностранных дел РФ при оценке материалов подлежащих рассекречиванию уже решительно возражали, когда речь шла как раз об открытии сведений о внешнеполитической активности КПСС. Так в 1995 г. при рассекречивании стенографических отчетов пленумов ЦК КПСС именно по настоянию представителей МИД был оставлен на секретном хранении текст сообщения М.А.Суслова о кризисе в Польше на ноябрьском (1981) пленуме ЦК КПСС[32].
Ситуация с правами граждан на доступ и использование архивных документов в России вызывает сегодня серьезное беспокойство. По сравнению с открытостью архивов и доступностью документальных коллекций в начале 1990-х годов сейчас наблюдается явный регресс. Эта перемены объясняются внутриполитическими причинами и, в частности, провозглашением нового «государственно-патриотического» курса страны. Отечественная история снова стала инструментом политических баталий и средством идеологического оболванивания населения. Тенденции ограничения свобод, прав на получение распространение информации набирают все большую силу.
Вместе с тем, законодательство в области архивов (например, закон 2004 года «Об архивном деле в РФ») дает широкие права исследователям на доступ к архивной информации. Однако, на практике мы все чаще видим прямое игнорирование норм этих законов. Нарушение прав историков-исследователей пытающихся получить доступ к тем или иным коллекциям архивных документов носит систематический характер. До предела усложнен многими бюрократическими процедурами и фактически остановлен процесс рассекречивания архивных документов имевших ограничительные грифы. Практически отсутствует доступ исследователей в ведомственные архивы (ФСБ, СВР, МВД, МИД и др.), хотя законы это разрешают.
В настоящее время борьба за право исследователей свободно получать и распространять информацию из архивов имеет первостепенную политическую важность. В этом вопросе важна только научная составляющая, но и соблюдение прав и свобод и принципов построения гражданского общества. Политически, свобода доступа к архивным материалам и их широкое распространение есть самый эффективный путь противодействия государственной пропаганде искажающей историю. Кроме того, свобода и права исследователя-историка, которых он добился сам – это уже элемент гражданского общества. Стоит постоянно напоминать, что права есть у того, кто умеет их отстаивать. И только поощряя усилия заинтересованных граждан, можно положить конец государственному диктату и произволу в архивной сфере.
[1] Ведомости Съезда Народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 35 (29 авг.) Ст.927 и 1157. Опубликованы также в журн. «Отечественные архивы». 1992. № 1. С.3.
[2] Далее по тексту «Комиссия по архивам КПСС и КГБ»
[3] Patricia Kennedy Grimsted. Russian Archives in Transition: Caught Between Political Crossfire and Economic Crisis // American Archivist. vol. 56. Fall 1993. p.p. 614–662.
[4] См. подробнее: Козлов В., Локтева О. Архивная революция в России (1991–1996) // Свободная мысль, 1997, № 1, стр. 115–117.
[5] См. подробнее: Петров Н. «Политика руководства КГБ в отношении архивного дела была преступной…» // Карта, Рязань. 1993. № 1 С.4–5.
[6] Это без учета объемов архивов хранящихся в территориальных управлениях КГБ.
[7] В это же время в архиве Московского областного управления КГБ хранилось еще около 250 тысяч личных дел агентов и осведомителей. Исходя из общего числа агентурных дел, начальник Московского УКГБ Н.И.Крайнов заявил в июне 1954 г. на Всесоюзном совещании руководящих работников КГБ, что «в городе Москве и Московской области был завербован почти каждый десятый человек».
[8] В рабочем деле агента содержались его донесения.
[9] Практически вся эта категория дел вскоре была уничтожена.
[10] Сведения о местонахождении филиалов центрального архива КГБ опубликованы в журнале Карта, Рязань. 1993. № 1 С.7. См. также: INDEX – досье на цензуру. 1997. № 1 С.96.
[11] По другим данным, устно сообщенным сотрудниками центрального архива КГБ в конце 1991 г., там находилось примерно 270 тыс. дел.
[12] По другим, уточненным данным в 1991 г. в Омском филиале хранилось вдвое большее число дел.
[13] В 1992–93 гг. в связи с передачей местному епархиальному управлению зданий бывшего Богородице-Рождественского монастыря, размещавшиеся здесь архивы КГБ были перевезены в Подмосковье.
[14] Из них примерно 6 тысяч, по которым еще не было решения о реабилитации или в реабилитации было отказано.
[15] Правда здесь следует учесть, что часть этих дел попала на хранение в МВД и до сих пор там находится. Их количество нам неизвестно.
[16] Опубликовано: Карта, Рязань. 1993. № 1 С.6–7.
[17] Эта цифра выбрана Комиссией не случайно. Именно такой срок хранения документов в министерствах и ведомствах СССР был установлен в утвержденных еще в 1986 г. типовых правилах работы ведомственных архивов.
[18] Речь здесь шла о документах боровшегося с инакомыслием и диссидентами бывшего 5 управления КГБ СССР, имевшего официальное название управления по «борьбе с идеологической диверсией».
[19] Закон РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» был принят 18 октября 1991 г. См.: Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С.194–205.
[20] Наиболее весомым выдвигался аргумент о «неготовности» архивной службы к принятию большого объема документов из-за отсутствия помещений, кадров и достаточного финансирования.
[21] Архивно следственные дела поступили на хранение в ГАРФ, а фильтрационно-проверочные в ЦХИДК – ныне РГВА.
[22] Дом по ул. Большая Лубянка 14, где ранее располагались служебные помещения московской госбезопасности и хранилища с этими делами был передан городу Москве.
[23] В апреле 1989 г. после принятия новой редакции ст. 70 и отмены ст. 190-1 УК РСФСР (и аналогичных им в уголовных кодексах Союзных республик) предусматривавших наказание за «антисоветскую агитацию», Крючковым было дано распоряжение уничтожить в архивах КГБ все дела оперативного учета, заведенные по признакам этих статей. Годом позже, руководитель КГБ СССР напуганный событиями в Восточной Европе, и, в частности извлекая уроки из истории крушения ГДР и судьбы архива Штази, выпустил в сентябре 1990 г. приказ об уничтожении всех хранящихся в архивах личных и рабочих дел агентов госбезопасности. Выполнить в полном объеме эти приказа до августа 1991 г. успели не везде. См.: Петров Н. «Политика руководства КГБ в отношении архивного дела была преступной…» // Карта, Рязань. 1993. № 1 С.4.
[24] К слову сказать «охота на ведьм» предполагает, по своей сути, преследование невиновных. А этого, как раз, никто делать и не собирался. Ведь для того и следует открывать и тщательно изучать архивные материалы, чтобы установить истинную картину и характер и мотивацию политических репрессий и назвать имена не только пострадавших, но и имена тех (и их тайных помощников), кто проводил репрессии, нарушал права человека.
[25] Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 17. (23 апр.). Ст. 892.; Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 33. Ст. 3349.
[26] АФБ России возникло 26 ноября 1991 г. путем преобразования КГБ РСФСР и просуществовало до 24 января 1992 г., когда вошло во вновь образованное Министерство безопасности РФ.
[27] Известия. 1992. 17 января; Вечерняя Москва. 1992. 22 января. В этот момент АФБ, от имени которого, как сообщалось в газетах, была дана гарантия предоставления документов, никак не распоряжалось центральным архивом бывшего КГБ, который до 19 декабря 1991 г. входил в состав Межреспубликанской службы безопасности во главе с Бакатиным, а 24 января 1992 г., минуя АФБ, сразу вошел в МБ РФ. Декабрьский (1991 г.) Указ Ельцина об образовании объединенного Министерства безопасности и внутренних дел (МБВД) России, куда должно было войти и АФБ, был обжалован в Конституционном Суде и не был реализован, а потому никак не сказался на подчиненности центрального архива.
[28] Элла Максимова «Пока архивы КГБ без хозяина, секреты уплывают на Запад» // Известия. 1992. 24 января. Герой этой публикации, отставной генерал-лейтенант советской разведки С.Кондрашев в своем ответе пояснил, что решение о передаче документов было принято «руководителями КГБ». Между тем, в редакционном комментарии газета привела свидетельство о возмездном характере сделки. См.: Известия. 1992. 4 февраля.
[29] «Как они работали с нами» // Россия. 1992. 22–28 января. № 4.; «Верный раб ЧК» // Известия. 1992. 22 января. См. также серию публикаций В.Киселева – эксперта «комиссии по расследованию обстоятельств ГКЧП» в газете Аргументы и факты «Стук, стук, стук – я твой друг…» // Аргументы и факты. 1992. №№ 8–15. Позднее архивные материалы этой комиссии легли в основу книги: Урушадзе Г.Ф. Выбранные места из переписки с врагами. СПб., 1995.
[30] См. подробнее: Козлов В., Локтева О. Архивная революция в России (1991–1996) // Свободная мысль, 1997. № 1. С. 117–121.
[31] Между прочим, в состав Комиссии входили не только руководители Роскомархива, но и официальные представители различных ведомств.
[32] Охранителей не смутил даже тот факт, что вместе с остальными материалами пленума сусловское сообщение было размножено в количестве 3000 экз. и разослано по всей стране всем райкомам партии.